Одарив ее очаровательной улыбкой, он вошел в кабинет.

— Грант, рад тебя видеть. — Выйдя из-за своего письменного стола, Алан протянул ему правую руку, а левой похлопал его по плечу. — Я собирался заехать к тебе посмотреть, что ты сделал с домом.

Грант опустился в кресло для посетителей:

— Ничего особенного.

— По-твоему, исследовательская лаборатория в доме — это ничего особенного?

— Вижу, в этом маленьком городке новости распространяются быстро, — сухо заметил Грант.

— Я должен знать все, что происходит на моей территории, — улыбнулся Алан. — Я рад, что ты решил сотрудничать с Кейт, а не враждовать.

— Я не сотрудничаю с Кейт. Просто решил немного ей помочь, чтобы она не тратила время на дорогу.

— Слышал, что вы ужинали вместе.

— У вас хорошие информаторы.

— Рад, что тебе удалось вытащить ее из лаборатории и составить ей компанию. Бедняжка слишком много работает.

— По-моему, Кейт прекрасно себя чувствует наедине с собой, — усмехнулся Грант.

— Я бы не стал этого утверждать. Я никогда не встречал женщины, которая так мастерски скрывает то, что творится у нее в душе. — Мэр опустился в свое кресло. — Итак, что ты решил делать с фермой?

— Я ее продам.

Алан пристально посмотрел на него:

— Кому?

— Тому, кто сможет ею управлять должным образом.

Мэр кивнул. Его лицо было непроницаемым.

— Если установят буферную зону, тебе будет трудно это сделать.

— Никакой буферной зоны не будет.

Брови Алана взметнулись.

— Ты уверен?

— Да. — Ведь Кейт дала ему честное слово.

— Тогда почему ты здесь?

— Я бы хотел, чтобы вы, как душеприказчик моего отца, предупредили меня об официальном утверждении завещания за сорок восемь часов. Полагаю, именно столько времени уйдет у суда на то, чтобы соблюсти все формальности, после того как вы подпишете документы.

Алан задумался.

— Поскольку ты единственный бенефициар, эта просьба вполне уместна. Впрочем, много времени ты все равно не выиграешь.

— Двух дней мне хватит. Мне нужно только право собственности, чтобы подписать документы на продажу. Меня ничто не остановит.

— Ты собираешься выставить «Таллоквэй» на продажу пораньше. — Это прозвучало как утверждение, а не как вопрос.

— Уже выставил. — Прежде чем отправиться сюда, он посетил риелтора на случай, если Кейт не сдержит свое слово. Если окажется не той, за кого он ее принимал.

— Зачем тебе тогда два дня?

— Чтобы я смог подготовить все документы и продать ферму сразу, как только она официально станет моей.

Алан нахмурился:

— Полагаю, мне не следует удивляться.

— Чему?

— Тому, что ты так спешишь избавиться от фермы, которую ненавидишь.

— Я не испытываю к «Таллоквэй» ненависти, — возразил Грант. — Будь это так, я бы построил на ней завод по производству пестицидов. Кто бы что мне ни советовал, «Таллоквэй» останется скотоводческой фермой, и точка.

— Тебе предлагали другие варианты?

Грант небрежно махнул рукой:

— У Кейт есть одна безумная идея. Она хочет, чтобы я построил в буферной зоне ветровую электростанцию.

Мэр резко выпрямился в кресле:

— Правда?

— Не обольщайтесь, Алан. Я уже сказал «нет». Никакой ветростанции в «Таллоквэй» не будет.

Пожилой мужчина снова нахмурился:

— Почему нет? Это наиболее рациональное использование буферной зоны. Обычно подобные проекты получают финансовую поддержку от государства, поскольку они сохраняют природные ресурсы.

— Мой отец посвятил этой ферме всю свою жизнь не для того, чтобы на его пастбищах построили ветроэнергетические установки.

Алан задумчиво посмотрел на него:

— Грант, ты уехал отсюда, когда был подростком, и после этого редко виделся со своим отцом. Как ты можешь быть уверен в том, что знаешь, чего хотел Лео? Ты едва его знал.

Грант вцепился в подлокотники кресла.

— Я знаю достаточно. Я знаю, что он был на этой земле счастлив с моей матерью. Что он хотел воспитать меня по своему образу и подобию и разочаровался во мне, когда я не оправдал его надежд. — Он тяжело сглотнул. — Я помню, что он сказал мне перед тем, как я ушел из дома.

«Я бы не задумываясь обменял тебя на нее, если бы это было возможно».

— Он злился на тебя, — сказал Алан.

— Да. Потому что я не хотел разводить овец. Его возмущало то, что он был вынужден воспитывать сына, который не хотел идти по его стопам.

Взгляд мэра смягчился.

— Лео понадобилось много времени, чтобы принять то, что ты сделал. То, для чего ему самому никогда не хватало смелости.

Грант на мгновение опустил глаза, затем снова посмотрел на Алана:

— О чем вы говорите?

— О твоем уходе, сынок. О том, что тебе, в отличие от него, хватило смелости и веры в себя, чтобы свернуть с пути, который ты не считал своим.

По спине Гранта пробежала ледяная дрожь.

— Вы хотите сказать, что он не хотел быть фермером? Я совсем недавно узнал, что у отца был рак. Чего еще я о нем не знаю?

Алан Сефтон обдумал его слова, прежде чем ответить:

— Ни для кого здесь не секрет, что Лео считал себя несчастным человеком, с которым жизнь обошлась жестоко. Сначала он потерял твою мать, затем тебя.

— Однако он даже не пытался изменить ситуацию.

«Как долго ты втайне надеялся на то, что он приедет к тебе и будет умолять тебя вернуться? Как сильно ты расстроился из-за того, что он так за тобой и не приехал?»

Слова Кейт, пришедшие ему на память, неожиданно потрясли его. Как она смогла увидеть то, в чем он боялся признаться даже самому себе? Он долгие месяцы ждал, что его отец сделает первый шаг к примирению. Что позвонит ему и попросит его вернуться домой. Жену Лео Макмертри потерял, но сына смог бы вернуть, если бы захотел.

— Он не стал этого делать, потому что не хотел возвращать тебя к той жизни, которая нравилась тебе не больше, чем ему самому, — ответил Алан. — В то же время он завидовал тебе, поскольку ты смог сделать трудный выбор, на который не отважился он сам.

Потрясение было так велико, что Грант на несколько секунд онемел.

— Отец хотел быть рыбаком, — пробормотал он, когда к нему вернулся дар речи.

Алан грустно улыбнулся:

— Возможно, ты знал его лучше, чем я думал.

— Почему он стал разводить скот?

— Потому что этого хотел его отец, который был фермером, — ответил мэр. — Лео не хватило духа пойти против воли своего отца, нарушить семейную традицию. Это мучило его наряду с тем, что его шестнадцатилетний сын сделал то, что он хотел сделать всю свою жизнь.

У Гранта перехватило дыхание. Его отец не хотел быть фермером. Ему не хватило смелости пойти собственной дорогой.

— Он на меня не злился?

— Только поначалу. Лео долго злился на самого себя. Когда он наконец разобрался в своих внутренних противоречиях, было уже слишком поздно. Он потерял тебя. Но он всегда утешал себя тем, что ты достиг успеха на выбранном тобой поприще.

— Но почему он не бросил все и не стал рыбаком, когда ему ничто уже не мешало?

— Потому что Лео всю свою жизнь посвятил «Таллоквэй». Он не мог просто так взять и отказаться от результатов своего многолетнего труда.

Грант тяжело сглотнул. Отец не испытывал к нему ненависти. Напротив, он восхищался его смелостью и гордился его достижениями.

— Если Лео был согласен на установление буферной зоны, почему он не упомянул об этом в своем завещании? Это избавило бы нас всех от лишней нервотрепки.

Алан поднял ладони:

— Я пытался его убедить, но он не хотел навязывать тебе свои решения. Оставь он тебе какие-либо указания, твоя свобода действий была бы ограничена.

Он не подвел своего отца. Тот переживал из-за своих собственных неудач.

Внезапно на Гранта накатила волна печали. Он сожалел о том, что не смог найти общий язык со своим отцом и они потеряли столько времени. Чувства, которых он не испытывал уже много лет, начали вырываться наружу, причиняя ему нестерпимую боль.